НАЗАД
.::
ИЗБРАННЫЕ МАТЕРИАЛЫ ::.
«Кременчук Православний» №№ 3-4
ПАСХАЛЬНЕ ПОСЛАННЯ МИТРОПОЛИТА ПОЛТАВСЬКОГО І
КРЕМЕНЧУЦЬКОГО ФЕОДОСІЯ
боголюбивим пастирям, чесному іночеству і всім вірним чадам
Полтавської епархії
Дорогі брати і сестри, ХРИСТОС ВОСКРЕС!
Наша свята Православна Церква у своїх богослужіннях цієї
світлосяйної ночі і цього світлоносного дня Пасхи Христової в
священному захопленні прославляє Воскреслого з мертвих Господа нашого
Ісуса Христа і про-повідує людям про те, що наш Спаси-тель Своєю
«смертю смерть подолав і тим, що у гробах, життя дарував».
Раннім ранком, ще й сонце не схо-дило, побожні Мироносиці
пішли до Гефсиманського саду і замість мертво-го у Гробі зустріли
живого Христа, Який їм сказав: «Радійте!» (Мф.28,9). Побачивши свого
Вчителя живим, воскреслим і почувши слова його, Мироносиці не лише
самі раділи. Во-ни разом зі святими Апостолами цю радісну вістку
понесли усьому світові. І ця радість, крокуючи із століття в
століття, дійшла аж до нас.
Святий апостол Павел, говорячи про Воскресіння Христове.
переконує нас, що «в Христі всі оживуть» (І Кор. 15,22), що ніхто не
залишиться лежа-ти у своїй могилі. А євангеліст Іоанн Богослов,
посилаючись на слова Спа-сителя, пише: «Не дивуйтеся цьому, бо
настане час, коли всі, що в гробах, почують голос Сина Божого... і,
по-чувши, оживуть... І вийдуть ті, що чи-нили добро, у воскресіння
життя, а ті, що творили зло, у воскресіння осуду» (Ін.5,28).
Отже, Воскресіння Христове стало запорукою і нашого
особистого вічно-го життя; воно вселяє в наші серця на-дію на наше
власне безсмертя, а від-так дає нам сили для боротьби з грі-хом, злом
та неправдою. Воскресіння Христове - це основа і опора нашої віри.
Своїм Воскресінням Ісус Хрис-тос показав істинність Свого вчення та
силу Свого Божества.
Вийшовши з Гробу, Христос з'яв-ляється Своїм учням, але
деякі з них не вірять, думаючи, що бачать привид або видіння (Мф.
28,17), щоб переко-нати їх в реальності цього чуда, Спаситель показує
їм руки й ноги Свої, пробиті цвяхами, та ребро, поранене списом.
Фома, який мав сумнів щодо Воскресіння Свого Вчи-теля, коли побачив
Його рани, упав на коліна і вигукнув: «Господь мій і Бог мій!»
(Ін.20,28).
Марія Магдалина першою сподо-билась побачити Воскреслого
Христа і перша світові сказала: «Христос Воскрес!» Від неї ці чудові
слова розійшлися по всьому світі і лунають вони тепер р наших храмах,
у наших оселях і в наших душах ось вже дві тисячі літ. Ці слова
ніколи не затих-нуть! Доки стоятиме світ, поки на землі будуть жити
люди, будуть луна-ти і ці слова.
Дорогі мої! В ці Великодні дні, в дні перемоги життя над
смертю, я сер-дечно вітаю вас з Пасхою Господнею і молитовно бажаю
вам Божої ласки та Його допомоги у вашому житті і трудах!
Хай ця Пасха принесе вам духов-ний мир, радість і щастя.
Амінь.
ХРИСТОС ВОСКРЕСЕ!
Митрополит Полтавський і Кременчуцький Феодосій
Великдень
2001 рік м. Полтава
В
НАЧАЛО СТРАНИЦЫ
ИОАННОВО ХРИСТИАНСТВО
Публикуемый ниже текст представляет собой выдержки
из доклада игумена Аввакума на юбилейном собрании духовенства и мирян
нашего благочиния. Собрание было посвящено 2000-летию Рождества
Христова и проходило в церковном доме Успенской церкви Крюкова по
окончании соборной Литургии. Это было 12 февраля 2000 года. Слово
доклад так и хочется взять в кавычки, многие знают, как не подходит
официозность, казенность к тому, что говорит о. Аввакум. С ним можно
(и, думается, должно) спорить, не соглашаться, но, как верно
подмечено, батюшка любит вызвать у слушателей работу мысли, и потому
порой предлагает что-то "необычное". Это
"необычное" он берет из обычной жизни, из своей почти 20-
летней священнической практики.
... Прошли юбилеи 1988-го и вот уже 2000-го годов. Наступила тоска
чреды тяжелых сумрачных будней. Люди ждали необычного: если коммунизм
не состоялся, с его светлым будущим, то хотя бы наступил конец света
на худой конец! Нет ни того, ни другого. Юбилейные торжества
кончились, но реальность не изменилась. Наша цель - научиться жить
буднями: будни созидают.
Наша тема: христианство преображает человека;
разновидности христианства: мытарево и Иоанново, смиренное и
бунтующее, обличающее.
Если христианство не преображает нашу жизнь, не вносит в
нее новые свежие струи, новые токи жизни, то не стоит тогда и
говорить о нем ничего. Его идея не стоила бы тогда ломаного гроша.
Но нет!!! Евангельская весть, идущая к нам вот уже 2000
лет, жива, действенна, свежа и подает человечеству, проходящему цепь
тяжелых сумрачных будней, Свет! Она дает Силу, опору, помогает жить в
этой жизни, если хотите, бороться с ней, с этой жизнью, завоевывать в
ней свое место, свою нишу в ней. Знаете, в бунте, в обличении, кроме
страха, присутствует еще опьянение свободой, стихия радости:
"мир ловил меня и не поймал" (Сковорода). Мир не имеет
власти надо мною. Я морально выше него. Он не сломил меня. И это дает
силу жизни. Евангельское противление Зверю жизненно.
Что есть христианство? Оно объемно - вмещает в себя,
отображает в себе всю жизнь мира. И в нем наличествует две идеи,
можно даже сказать, взаимоисключающие друг друга, но все же имеющие
право на существование. 1-ая - это смирение и послушание
Евангельского мытаря: Всяк возносяй себя смирится и смиряяй себя
вознесется. 2-ая - это бунт против установившихся косных форм: Горе
вам, фарисеи, лицемеры; порождения ехиднины, кто внушил вам бежать от
будущего гнева?... Ныне же продай одежду твою и купи меч... И взяв
бич, изгнал торгующих из храма.
С кротким и смиренным лицом, лицом, не выражающим никакого
чувства, с кроткой поступью нельзя изгнать торгующих из храма. Была
ярость: "Ревность по дому твоему снеде мя".
Говорят с высоких трибун, с кафедр, экранов телевизоров об
умиротворяющей роли религии. Хотя история знает многие религиозные
войны, и сейчас современные локальные войны тоже насквозь религиозны.
Говорят, что Евангелие - это идиллия, преподанная Христом для
успокоения мятущейся человеческой природы: птицы, лилии полевые,
агнцы, деревья, злаки, травы, виноградники - все это картины природы
из Его притч. Действительно, кому хочется видеть лишь эту плоскую
картину многомерных событий, придется согласиться с этим и
транквилизированно успокоиться.
Несведущие говорили и говорят: "В Евангелии учат
покорности, учат покоряться всякому начальству, власти и силе, оно
миротворно. Ничего подобного. Евангелие требует от конкретного живого
человека религиозного подвига. "Бог есть огонь поядающий".
(Евр.12:29). "Оставь сети твои (дом, жену и детей) и следуй за
Мною" - это Петру и Андрею. В отношении властей Христос говорит:
"Кесарю кесарево, а Божие - Богу." В крайнем случае
Евангелие не столько покорно, сколько нейтрально. Есть места в нем
огненно обличительные: "Горе вам, фарисеи лицемеры. Гробы
повапленные: снаружи окрашенные, а внутри полны костей и
зловония", "Князь мира сего - диавол", "Не мир
принес я, но меч.", "Если хочешь совершен быти, иди раздай
имение твое и следуй за Мною" (впоследствии мотив многочисленных
семейных трагедий).
Суммируя все это, можно сказать, что Евангелие
антигосударственно и антисоциально, неотмирно. Напрасно мы будем
искать, перелистывая 4-х Евангелистов, места, где бы Христос
благословлял устраивать быт, дом, семью, хозяйство, приумножение
материальных ценностей.
Там просто этого нет. Евангелие бросает вызов обыденному
человеческому существованию, благоустроенности общества, семьи.
"Благословен возжигающий жажду правды в людях и зовущий к
подвигу!"
По Евангелию, это норма, когда "Враги человеку
домашние его!", "Оставь мертвых погребти своя
мертвецы!", "Всяк озирающийся вспять не благонадежен для
Царствия Божия!" И даже более того: "Кто не возненавидит
отца своего, свою жену и детей и не последует за Мною, тот не может
быть Моим учеником" (Лк.14:26).
А кто же тогда мы, сегодняшние?
Бунтарский дух Христов - Евангельская стихия, стремится
разломать косные рамки реальности и вырваться на простор свободы от
мира, Божественной свободы. Хотя потом, как правило, всегда побеждает
инерция прошлого.
В этом смысле "дочитаться до Христа - это отречься от
мира". (Лесковское). Один полицейский (у него же) говорил:
"Эта книга опасна тем, что в ней что ни слово, то правда!"
То, что впоследствии сделали сначала ал. Павел (у него уже
есть и покорение властям и законы о доме, о браке), затем Святые Отцы
и Учители Церкви по примирению этого учения с реальной
действительностью - это духовно-интелектуальный подвиг, потребовавший
титанического напряжения умственных, моральных и физических сил. Они
видели в вызове Евангелия миру великую динамику стихии жизни, огонь
жизни, который нужно было пустить по нужному руслу и в нужном
направлении, чтобы согреть новыми токами жизни ветшающий древний мир
с его ветхим Римом. Божественное Творческое начало, заключенное в
Евангелии, способно дать миру новую жизнь. Это уже доказала и
показала история. "Как же все-таки быть - спросите вы, - с
сильно обличающим, бунтующим Иоанновым христианством?" Почему
впоследствии это огненное учение породило в монашестве, да и в миру,
великие образцы смирения, терпения, несения тягот бытия? Ответ будет
диалектичен, а далее и иллюстративен: "От бунта до смирения один
шаг".
Есть люди, мои прихожане, с которыми мне было тепло в этом
холодном, сиром мире. Они украсили своим присутствием приход, храм.
Они молились со мной, стоя в праздники и будни, и мне было радостно с
ними. Прекрасные живые образы, и в ряду их - Андрей Антонович.
Андрей Антонович еще до прихода к вере был похож на многих
"нормальных" мужиков своего времени. Работая на стройке,
обладал тем набором пороков, которые, особенно в глазах женщин,
никоим образом не украшают наш род людской, но помогают
самоутвердиться: пил, курил, был предерзким и ершистым и очень смачно
матерился. Было ему уже далеко за сорок, дети выросли и ушли, жена
постарела, жизнь приобрела унылый оттенок безысходности,
безрадостности, свойственной людям его возраста. Как в народе
говорят: "Все, человек возвращается с базара", - то время,
когда лучшее позади, ничего нового, счастливого уже не предвидится.
Рубеж 40-х - время усиления пороков старых и приобретения новых.
Но, знаете, в жизни каждого из нас должно случиться чудо:
появляется в сумраке жизни просвет. В 60-х закрывали церкви;
партийцы, чтобы их не сняли с работы, прятали на чердаках свои иконы,
книги. Какой-то партиец дал на сохранение Антоновичу большую Библию,
которую впоследствии никогда больше не востребовал. Библия была
большая, последнее и лучшее издание 1916 года, тисненая крупными
буквами, со старой орфографией, с ъ (ять) в конце слов. Уже один вид,
одно присутствие должно было вызвать интерес, и этот интерес
появился. Он стал читать и открыл для себя огромный, доселе неведомый
ему мир. Мир, в котором человек не один на один со своими горестными
думами, мир, которым управляет высший Разум, мир, который живет не во
власти бессмысленных стихий, но во Свете Божественного Откровения.
Андрей Антонович начал ходить в церковь. Видимо, он был
максималист, человек крайностей. Если погряз в пучину беззакония, то
погряз с головой, если же стал ходить в церковь и читать Библию, то
ушел в это весь, без остатка, с головой, так, что жена его поставила
ультиматум: "Или я или Бог!" - "Бог!" - на
радостях воскликнул Андрей Антонович.
Не обладая большим образованием (начальная школа), он,
читая Библию начал оригинально толковать ее, да все с
апокалиптическим уклоном. Знаете у нас все уклоны, очень, к
сожалению, редко бывают подъемы. В его представлении было: Греция -
это Америка, Египет - Советский Союз, а Вавилон - это Москва -
великая блудница, бесстыжая, Левиафан - змей с десятью головами и
двадцатью рогами - это 15 республик, составляющих Советский Союз.
"Почему же такая нестыковка, - спрашиваю я, - тут десять, там
15?" - "Все равно, - невозмутимо проводит далее дед Андрей,
- пять республик уже вышли из Союза, об этом никто не знает, даже
Москва. Итак, только десять голов". Несмотря на эти Лесковско-
однодумовские чудачества Антоновича, в нем, в его жизни обнаружились
великие сдвиги к лучшему. Он перестал курить, пить, материться, стал
честным.
Заслуживает внимания и детального описания эпопея борьбы
Андрея Антоновича с Антихристом, персонифицирующемся в Ленине.
Начитавшись Откровения, разложив спички в 666, потом в ЛЕНИН, он
твердо усвоил: апокалиптический зверь и вождь мирового пролетариата -
одно и то же лицо. И началась между ними ожесточенная борьба, не на
жизнь, а на смерть. Почтальон приносит ему пенсию, дает деньги, а дед
Андрей не берет. Шепчет заговорщецки, загадочно прищурив глаз
поштарке: "Выброси их". Та думает, не позвать ли врачей, но
все же уговаривает: "Та візьміть. Що ви видумуєте!" -
"Ось, дивись, - показывает дед Андрей десятку, - бачиш на ній
зображення з десятьма рогами i дванадцятьма головами?" Потом как-
то он стал брать деньги, но обязательно только рублями и троячками.
Если же почтальон приносила крупными купюрами, по 10 или 25, он брал,
но в дом не вносил, прятал под деревянным ступенчатым крыльцом.
Ко мне, бывало, в церковный дом залетает (а быстрый был, на
велосипеде ездил до 80 лет), так не здоровается, а сразу крестится и
бьет три поклона к иконе (земных), затем широким жестом руки -
"швить" - сметает со стола все газеты на пол и спрашивает:
"Батюшка. Ви Бога боїтесь?" Я сижу, ошарашенный, что-то
нескладное мямлю: "Та я,... та я,... та боюсь, ніби-то."
"Hi, ви Бога не боїтесь, - выносит приговор Антон Антонович, -
бо якби ви боялись Бога, то ви б не приймали в хату, особливо на
стіл, цього з десятьма рогами i дванадцятьма головами!" Ну,
затем разговор переходит в более менее мирное русло.
На стройке, или это было ремонтно-строительное учреждение,
Андрею Антононовичу вручают ведро краски, кисть, лестницу, чтобы он
полез на дом и покрасил буквы огромного лозунга. Он отправляется
туда, не зная содержания того лозунга. Приходит на место, а лозунг
гласит: "Хай живе в віках ім'я великого Леніна!" Он, ну,
раз послали, так послали, работа есть работа, красит почти целый день
тот лозунг (а буквы высоко на доме, большие), но слово последнее
принципиально оставляет непокрашенным. "Антонович, - смеясь,
говорят ему рабочие и бригадир, - що ж ви букви не докрасили?" -
"Не могу, - ответствует он, - совість не дозволяє".
Коллектив продолжает дружно хохотать, но наказывать не наказывают,
покрывают.
Нужно сказать, что среди крюковчан было очень много
репрессированных в годы Советской власти. И отношение к Ленину,
возглавителю Октябрьской революции, было более, чем сложное. У нашего
героя неприятие Ленина было религиозного порядка, но в Крюкове у
многих это неприятие носило и ярко выраженный политический характер.
Об этом гласит следующий случай.
Перед войной напротив клуба Котлова был установлен памятник
Ленину. Решительная поступь, гордо приподнятый торс и рука,
указывающая на восток новой жизни. Но однажды утром люди шли на
работу, смотрят - и странно чудо: у Ленина нa pyкe висит дырявое
ведро со столярной стружкой и всяким прочим мусором. Люди собираются
поодаль в кучки, смотрят, обсуждают, но подойти и снять - не снимают,
боятся, чтобы им власти не подшили статью: связи, ведущие к
подозрению в соучастии. Так и простоял Ленин с мусорным ведром до
обеда (потом на руке поочередно побывали бухта проволоки, колеса и
споднее белье).
Впоследствии памятник был перенесен в парк и переделан.
Руки Ленину опустили ровно по швам, чтобы ничего нельзя было на них
навесить, и в таком виде он стоит и по сей день.
Как сделал Андрей Антонович свой выбор не в пользу жены,
так и остался верен слову и был в этом смысле последователен,
показав, что действительно, он не от мира сего. Раз он заметил: его
жена Люба гуляет с каким-то другим мужчиной. А что ей оставалось
делать в полном одиночестве? Ее Андрей был весь поглощен работой,
изготовлением свечей и стоянием за каждой церковной службой в храме.
Она же, не обнаруживая в себе религиозной природы, не имея
мистической одаренности, дабы каждый раз стоять в храме (так,
изредка, на Пасху, на Водосвятие заходила, как и многие) посему
осталась вне живого интереса жизни законного мужа. Затем это гуляние
стало замечаться чаще и чаще, в конце концов придя к своей логической
развязке: Андрей Антонович их застал. Но ни слова ропота, укорения и
уж тем более, угроз. Берет их в "благоговейной тишине", его
и ее, за руки, подводит к образам и нарицает: "Оце ти муж оцій
жені, а ти, жінко, - жінка оцьому мужу!" - "Андрій, що ти
твориш!?" - вирвалось спонтанное у жены. - "А я од вас
отхожу, - продолжает далее Антонович невозмутимо. - Живіть co6i i
Бога хвалітъ!"
Позже, когда они разделились, не было все так благоговейно
возвышенно, вспыхивали и сварки, и руганки, но на тот момент все
произошло на высочайшем уровне неотмирности. Дом разделили. Одну
треть Андрей Антонович оставил себе, где и жил до самой своей смерти,
а в двух третьих жила его жена со своим новым мужем. Жили они в таком
распределении довольно долго, во всяком случае, более десяти лет.
Затем наступила старость, а с ней пришли болезни. Сначала заболела
его жена Люба, а затем парализовало ее нового мужа, он лежал, не
поднимался. Что оставалось делать Антону Антоновичу? А ведь жили они
через стенку. Оставалось одно - досматривать, ухаживать. В те
периоды, когда не поднималась Люба, он варил им суп и другую какую-
либо простейшую пищу, приносил и кормил из ложки своего
парализованного соперника из ложки. Я почему об этом пишу? Потому что
бывал у них, приходил причащать и исповедовать. И это все было на
моих глазах. Дед Андрей кормит этого мужика, а тот сидит, плачет да
приговаривает: «Ой, прости ж мене, Андрій, прости!» Андрей Антонович
: «Бог простить! Не плач. Не можна плакати після Причастя, треба
радіти. Не можна скорбіти. Не можна». Конечно, в тяжелой чреде
будней, может, было и не все так идиллически. Было по-разному. Но те
моменты, что происходили на моих глазах, что я помню, вот и описываю.
Его жена даже в моменты болезни, в моменты, когда он ухаживал за
ними, не воспринимала его. «Ви його не знаєте, о.Аввакум, який він.
Ви його не знаєте», - говорила она мне. Здесь, верно, имелась в виду
назойливость в вере Антоновича, его фанатичность, с которой он
требовал от нее верить в Бога, да и то, что временами был сварлив и
говорлив и никоим образом в ее глазах не претендовал на идеал
святости. Впоследствии деду Андрею пришлось их и хоронить. Сначала
умер соперник. Жена прожила дольше года на три. Затем умерла и она.
Жили они в Крюкове по улице Новохатского, 7.
В церкви дед Андрей очень любил подпевать за церковным
хором. Не имея слуха, он к этой же беде обладал конвульсивным,
трясуще-дребезжащим голосом, временами довольно-таки сильным. Бывало,
как запоет, как подпоет в церкви, даже грустно-комично делается. Хор
перестал петь, а дед Андрей дотягивает: «Хвали, душе моя, Го-го-го-
спода-га-га-а». Татьяна Поддубная, обладая от природы неравнодушным
нравом и характером, подскакивает к нему и в сердцах говорит: «Не
пой, Андрей, за такое пение в ад попадешь! Смиряйсь, молчись,
молись». А дед Андрей тоже не подарок, за словом в карман не полезет,
отвечает: «Пою Богу моему дондеже есмь!» «Ну, что ты с ним поделаешь!
Придется переходить на другое место. Не могу молиться, когда кто-то
всю службу тебе на ухо гудит и гудит».
Антон Антонович много совершал паломничеств по святым
местам: в Почаев, в Золотоношу, в Псково-Печерский монастырь и в иные
обители и храмы, которых я не запомнил, когда он рассказывал. Там он
слышал рассказы о житиях и подвигах святых подвижников. Своих книг о
житиях святых у него не было, и это его вдохновляло, озаряло каким-то
дивным светом его жизнь, и он, насколько возможно было, старался
подражать.
В своих духовных исканиях человечество исходило, истоптало
много дорог: от глубинного мистицизма с его телоотрицающей философией
до богоотрицающего материализма и вульгарно-агрессивного атеизма.
Наверное, путь разума и благочестия лежит где-то посередине. Но не
будем осуждать, прежде Суда Божия, ни тех, ни других. Вернемся к
повествованию.
«Томлю томящего меня!» - клич святых подвижников
вознеиствовавших на плоть, с которой отождествляли диавола. Андрей
Антонович наслышался где-то у святого, как тот, борясь с плотью и
диаволом, не давал себе спать. Возраст все-таки накладывал
ограничения, и дед Андрей уже не мог бить по тысяче поклонов или
носить тяжелые камни, читать «Правильник» он тоже не мог, глаза
смежаются, книга выпадает из рук на пол, я видел много раз эту
выпадающую и разбитую вдребезги книгу, значит, остается для подвига
всенощное вставание, одевание и раздевание.
Поздней ночью, когда обычно люди видят вторые сны, у
Антоновича «всенощное бдение» в разгаре. Сидит на кровати, опершись
спиной в стену, ноги - через кровать, на коленях вышеупомянутый
«Правильник», в котором каждый лист сам по себе, силится читать, но
чтение перемешивается со снами, уже не понять, где сон, где явь.
Монолог: «Оце ти лінивий, Андрію, спать захотів, - говорит он себе, -
роздягайсь i лягай, раз ти така скотина». Раздевается и ложится, но
мысль всегда бодрее плоти: «Не хочеш бодрствувати ради Господа? А що,
як Господь прийде цієї ночі із Страшним Судом i застане тебе сплячим,
що ти Йому скажеш, скот ти безрогий? Вставай i молись, ибо сказано:
Сон моей лености, ходатайствует душе моей муку». Встает, одевается.
Чтобы подольше растянуть «удовольствие ночи» он вычитал где-то у
подвижников 19-20 веков, как они, чтоб не уснуть (молиться куда там!)
занимались «муштрой»: то одевание, то раздевание - и так многократно.
«Оце так, Андрій, застібай пуговиці на сорочці: одна, друга, третя -
застегивает, а руки не слушаются, пошло наперекос, одна пола в
рубашке оказалась длиннее другой, - бач, неправильно застібнув,
розстібай і починай знову...» И так много раз. Наконец, одевается.
Начинает молиться, но молитва не идет, голова гудит, как после угара.
Воспаленное сознание при тусклом свете лампады рисует устрашающие
образы, всюду, где не достает свет, деду Андрею видятся храпящие,
шипящие, спящие бесы; всюду: под кроватью, под стульями, под столом,
в углах - словно из дыма вырисовывались мерзкие морды со здоровыми
лапами, как у львов. «Та що за наваждєніє диявольське, ти ба, не
дають молитися, отрицаюсь тебе, сатано! - кричит Антонович на всю
хату, - Це ти, нечистий, напустив снотворного газу, треба провітрити
хату». Открывает двери, проветривает. На улице мороз, через минуту в
комнате делается холодно, как в морозильнике, сознание проясняется...
«Пению время и молитве час, услыши, Господи, мой немощный глас!..» -
поет дед Андрей, но «голова идет, а ноги сидят». Наконец, он засыпает
крепким, богодарованным сном до утра. Наутро он являетя в церковь,
глаза воспалены, красные, волосы на голове торчком, не уложенные
расческой. Все в храме знают: Андрей Антонович после всенощного
бдения и борьбы с бесами.
«Так проходили ночи этого праведника и не страшна была ему
ночь мира». (С. Фудель).
Комната у Антоновича была не комната, а келия: вся в иконах
и, я думаю, весьма достойна описания. В передней комнате стояло три
киота с иконами в золоченой фольге: Воскресение, Троицы и Свтт.
Николая, перед ними три лампады. Дальше на стене, в раме под стеклом,
висела большая дореволюционная литография «Общий вид Киево-Печерской
Лавры»: в голубом небе, в облаках ангелы держат икону Успения Божией
Матери. Картина производила очень хорошее впечатление, как-то
поднимала духовное настроение смотрящего, вдохновляла. Внизу под
иконами, за завесой стояли банки и бутылки со святой водой,
освященной в разные годы, водой со святых мест, святых источников.
Маленькие пузырьки со святым маслом, сухие цветы, освященные на
Троицу и Маккавеев, просфоры. Во второй комнате Антоновича за печкой,
где стояла кровать, находились очень старые иконы на досках со
сшелушившейся краской. Помню «Нерукотворный образ», лики святых,
которых из-за осыпавшейся краски трудно узнать. Здесь же на двух
столах книги и множество маленьких рамочек под иконы. Андрей
Антонович брал в Покровском монастыре в Киеве фотографии икон, дома
заводил под стекло и в рамки и так продавал, благо, был столяр, умел
это делать. На вырученные деньги покупал для храмов большие
подсвечники-ставники, а еще на остатки покупал воск и лил свечи. Себе
ничего не брал. Большая часть подсвечников в Крюковской церкви
куплена им.
Знаете, по домашнему иконостасу человека, по наполнению его
дома можно изучать степень и глубину духовной жизни, что ему
нравится, что для него приемлемо и приветствуемо, его поиски,
устремления, объекты созерцания. Один мудрец говорил: «На чем ты
будешь сосредотачивать свое внимание в земной жизни, в том там
окажешься по смерти. «Где сокровище ваше, там и сердце ваше будет»
(Ев.).
Мы верим, что Антонович из мира земной, домашней церкви
перешел через свои скорби, болезни и страдания в мир Небесной,
Торжествующей Церкви, к которой с таким рвением стремился, где нет ни
болезни, ни печали, ни скорби, но радость и свет Невечерний.
Игумен АВВАКУМ
Троицкая
церковь, г. Кременчуг
В
НАЧАЛО СТРАНИЦЫ
"ОБНОВЛЕННОЕ" КАТОЛИЧЕСТВО
Свидетельство из
личного опыта
Мое обращение ко Господу нашему Иисусу Христу произошло почти
мгновенно - в общежитии с/х академии г. Киева. После похорон близкого
друга моя душа что-то почувствовала, мне дали на память молитвослов,
и я решила вечером помолиться. Перекрестилась - и сразу вдруг поняла,
что Тот, Кого искала всю жизнь, жив и Он внутри меня, и Он меня очень
любит, Это было конкретное озарение. И эта благодать держала меня на
одном дыхании почти 4 месяца. Становление меня как христианки на-
чалось в Православной Церкви. Церковь эта находилась минутах в сорока
ходьбы от общежития. Молитвослов в руках: "Достойно
есть..." - и так до церквушки, там свечку ставлю за упокой и
назад: "Отче наш..." Но почему-то меня тянуло к ребятам,
которые тоже хоронили Андрея и которые молились - это были хорошие
ребята, верующие. Но потом вдруг я узнаю, что они ходят в костел. И я
не сопротивлялась. Так живо было у меня ощущение, что нужно любить -
и все. Кроме того, в костеле были хорошие священники, учтивые,
соболезнующие, да еще и на гитаре один из них играл.
По своей душевной натуре я - мистик, все переживаю внутри.
И мне было ясно и четко открыто, что в Киево-Печерской Лавре есть
святые. Я плакала от начальных ворот и до конца маршрута. Мне
хотелось остаться там возле мощей. Было очень хорошо на душе. Но
параллельно ездила и в костел - к римокатоликам. Они так убеждали,
что Католическая и Православная Церкви - это два легких одного
организма, что и те, и те спасаются, но что папа Римский главней, чем
Московский патриарх. Что-то меня там затянуло в этом костеле. Скорей
всего, те душевные отношения между молоде-жью, незнание своей веры, и
естественно, что не без лукавого. А молодежи было очень много. Частые
службы, разные собрания с чайком и сладким. Ужас, как там развилось у
меня сластолюбие. Дома, по приезду, я не могла без сладкого. Но это
только внешнее, малюсенькое. Крупнее и страшнее было внутри. Не буду
описывать, что испытывали мои мозги после долгого пребывания в
костеле, без Православия. Это не опишешь... Прелесть себя проявляла
иногда желанием самоубийства или истерик, но это было редко. В
основном, все, вроде, в норме. Задумалась я над тем, каким путем иду,
только лишь после нескольких случаев, которые встряхнули мои мозги.
Один из них - это посещение Киево-Печерской Лавры на фоне долгого
отсутствия там. "Отвернулись от меня преподобные", - так я
поняла. Даже в пещеру не пустили, потому что была без косынки. Да и
само посещение было экскурсионным. "Ну что ж, думаю, - значит,
пора что-то менять". Да так и забылось. Потом летом я поехала с
друзьями-католиками на реколлекции. Они проводились в 60 км от Киева,
там собралось много молодежи-200 человек, и все жаждали
"вспомнить" о Святом Духе. Эти реколлекции проводились
поляками, тоже мо-лодыми. Они входили в транс, пели на
"языках" под гитару, молились за "особых". К ним
и я причис-лялась. У меня страшно лились слезы на этих сеансах. Вот
они за меня и помолились, возложив на меня руки. Видать, молитва была
чересчур сильная, и я не потянула такой благодати, потому что на душе
было препаршиво. Я решила оттуда смотаться на 3-й день после слезной
молитвы к Матери Божией. Кстати, о Ней не было и слова на всех этих
собраниях. Долго не могла я смотреть на себя в зеркало - оттуда
глядело злобное, гордое лицо. Почему так? Бог один знает. Но больше
таких экспериментов я решила не принимать на свою душу. Возмущалась,
спрашивала у священников: "Как Католическая Церковь приветствует
протестантское течение и еще к нему примыкает?" Был ответ:
"Папа Римский так благословил".
Все уже позади. Или почти все. Потому что от той
"накачки святости" буду отходить до конца жизни. Я порвала
с католиками в 1996 году. Но они меня не забыли. И приезжали сюда, в
Комсо-мольск, когда я заканчивала духовное училище в 1998 году. Их
приезд еще более отдалил меня от них. Ничего там, в католичестве,
нет. Одно сплошное удовольствие - тортик из прелести и ереси. Может,
это категорично, пускай. Я католиков не осуждаю и сохраняю к ним, как
к людям, доброе расположение, но их учение не спасительно. Слава
Всемилостивейшему Богу, что привел меня домой и открыл истинную веру -
православную. Теперь бы только осознать себя грешной и спастись.
Помоги, Господи!
Марина Пустоварова
Регент
церкви св. ап. Петра и Павла, г. Кременчуг
В
НАЧАЛО СТРАНИЦЫ
ВСЕГДА РАДУЙТЕСЬ!
Смех! Как заразителен бывает он подчас и беспечен! С каким огромным упоением мы порой предаемся ему, маленькому шалуну, невольно подчиняясь правилам его диковинной игры. И как тяжко тоскуем затем холодными серыми днями плаксивой осени за прошедшим безмятежным веселием, как за теплым майским солнышком, нежно согревающим и душу, и тело, и наши мимолетные дни.
Люблю я нежный ропоток пьянящего смеха, блеск улыбающихся глаз и веселые, цветущие лица людей, озаренных нежным пурпуром улыбок.
Смех. Приветствие неба, либо сатанинский упрек человеческой нестепенности? Чьей природы это явление, и каковым должно быть наше отношение к нему? Вот вопрос, особо волнительный для жаждущего спасения христианина.
«Что вы, что вы», — змеятся испуганные голоса, провожая брызжущего веселием человека. «Христос ведь никогда не смеялся», — вторит им встречный оклик не в меру ретивого подвижника. «Погляди–ка, — «радует» своим радушием чей–то приглушенный тенорок, взвивающийся откуда–то со средины мерно колышущейся стены прихожан, — счастливый какой нашелся, чай, праведный, небось, «святыня»!..» Одобрительный гул кивающих голов тяжким камнем ложится на плечи — грех, грех, грех. И кажется, что суровые лики святых, печально глядящие на тебя с темных образов, роняют янтарную свежесть слез, оплакивая еще одну поруганную душу.
«Смех и грех», — говорят в народе. Да в грех ли смеялся Христос, и смеялся ли вообще?! Мне думается, что да, смеялся, равно пил вино и веселился, в чем его нередко упрекали фарисеи. И даже плакал и ужасался, будучи во всем подобен нам, кроме единого, — греха. «Что в человеке не было воспринято Христом, то и не уврачевано», — говорили отцы Церкви. И этот теопасхический тезис дает серьезное основание считать, что и такое явление, как смех, было уврачевано Спасителем. А иначе, как позволили бы себе безмятежно улыбаться и шутить святые люди, в частности, например, преподобный Амвросий Оптинский, который на протяжение всей своей жизни врачевал притекающих к нему лучезарной улыбкой и прозорливой шуткой–советом? И, как подтверждение сему, приведу, правда, избирательно, нечто из поучений известного старца Варсонофия Оптинского: «А если тоска на тебя какая найдет, так ты в компанию что ли какую–то веселую сходи, либо листы скоморошные почитай. Ибо уныние — это уже и не грех, а смерть сама».
Может, все это и заставит кого–нибудь прийти в крайнюю степень удивления, однако же пр и более детальном рассмотрении этого поучения, обнажается подлинная действительность смеха как врачества от душевого недуга, уныния и даже, более того, — как выражения внутреннего здоровья человека, его чистоты и детской непосредственности.
Радость, именно радость великая звучит в Пасхальном приветствии — «Христос Воскресе» — «Воистину воскресе! Воистину!» И кто отымет у нас этот свет души в потемках мира? Кто и какою властью позволит нам усомниться в действительном спасении рода человеческого, когда Сам Сын Божий, Спаситель мира предлагает таинственно вкусить чадам Своим Свою Пречистую Плоть и испить от Крови Его Святой.
Литургия, а ведь именно во время ее свершения в храме как Доме Божием мы присутствуем в благодатном прозрении при скромной жертве, приносимой и приносящей искупительной крестной муки безвинного агнца, распинаемого за «ны», не в молчаливом оцепенении ужаса, не в безвольном ожидании разрешительного конца, полагающему конец этой трагедии любви, а в ангельском сослужении Спасителю, ликуя и торжествуя, благодарственно привечая смерть Его и Его победное Воскресение. И это не лицедейство безумия. О нет, не в харизматической исступленной истерии мы бьемся на полу храма, катаясь от сотрясающего, безумного смеха, а в умном пламени жертвенной любви — «горе имея сердца» — вкушаем радость Бога, ибо свершилось, свершилось мира спасение, воскресе Бог, в Ком каждая былинка узнает саму себя, ибо Бог отныне вся во всем (потенциально, через личное участие) и для всех вся.
Вино. Веселье наше, густое и пряное, янтарно–темное, как самая кровь человеческая, становится символом христианства. «Пейте от нее вси, ибо это есть Кровь Моя, Кровь Нового Завета» — самая жизнь, нетленная пища души, источник всякого веселия во Господе. Кровь омытой, преображенной, празднично украшенной земли, воистину являясь животворной кровью самого Бога, не Ноевым утешительным забвением одаривает припадающие к св.Чаше трепетные сердца, не страдальческим сном смежает их чистые очи, а пророчески предсказуя путь, возводит верных в брачный чертог Жениха душ наших на вечный пир, где счастию несть конца.
Улыбка нежного сердца прозорлива и приветлива, чиста, как самое солнце, она легко развеивает облегающие нас тучи сомнений. Поступательно вскрывая покровы времени, обнажает покоящуюся во всем вечность, делая видимый мир кристально прозрачным и внятным для вдумчивого его осмысления. А уж о том, насколько успокоителен ее тон в периоды тяжких испытаний, для нас нужды говорить и вовсе нет.
Да, все это верно, как несомненно и то, что смех зачастую ассоциируется у нас с явлением наглым и беспорядочным, и, должно быть, вовсе не случайно, что как одна из форм человеческого общения выражает отнюдь не самые лестные качества наших сограждан, подчеркивая их внутреннюю пустоту и беспринципность влечений. Верно и то, что не только слово, но даже наши жесты и мимика, не говоря о таких красноречиво иллюстрирующих обуревающих нас чувствах, как плач и тем паче смех, есть не что иное, как символы, жесты нашего сердца, выражающего свои импульсы во вне. Иначе говоря, являются энергией души, исходящей и покоящейся в мире чувств, грез и всевозможных увлечений.
Несомненно, что для чистого все чисто, как и то, что все нам позволено, да уж не все идет на пользу. Грех, страшный грех кощунственно смеяться тогда, когда сердобольные люди отдаются плачу. Грех, страшный грех цинично ухмыляться в ответ на справедливое замечание урезонивающего наши страсти и пороки, демонстрируя при этом всю силу своей надменной гордости. Грех, грешно во всеуслышанье оголтело «ржать», нарушая покой окружающих нас людей, забывая о богоданной каждому свободе, навязывать посторонним искаженное видение на те либо иные предметы. Абсурд? Конечно же, нет. Такой смех есть не что иное, как отповедь установленным обычаям и культурным достижениям общественного поведения, культура «китча», заявляющая свои претензии несогласным устоям. Да, этот смех, смех во грех, как резкое противопоставление ясной и кроткой улыбке чистого сердца, способен с изощренной жестокостью, большей, чем даже самое едкое слово, травмировать, поразить самую сердцевину внутреннего человека, опалив все чистое и нежное в нем, сделать его калекой, неспособной испытывать добрые влечения к людям, порой самым близким, и миру, в котором он живет. Лишить на всю жизнь способности любить саму жизнь. Презреть дар, которым Бог наделил всяческую тварь.
Человек есть огромная ценность в очах Божиих. Не так ли бережно и мы должны обращаться к брату либо сестре, как делает это Христос посредством Евангелия. Не нам ли, в каждом узнав таинственный образ без —образного Бога, вседневно прелагаться в жертву Ему. Также, зная невыразимую на языке людских понятий цену каждой личности, любовно коснувшись ее, как некоего чуда, вглядеться и вспыхнуть восторженной улыбкой, встречая долгожданную жизнь свою и крестное свое воскресение.
Радуйтеся и веселитеся, ибо мзда ваша многа на небесах.
Священник Игорь Матвиенко
Церковь св. ап. Петра и Павла, г. Кременчуг
В
НАЧАЛО СТРАНИЦЫ
«ВОСКРЕСЕНИЕ ХРИСТОВО ВИДЕВШЕ...»
Воскресение Христово — одно из главнейших событий домостроительства Божия и в то же время непостижимая тайна. Святые Евангелисты умалчивают о самом моменте воскресения, повествуя о событиях следующих непосредственно за воскресением — явление Христа Богородице (Мф28:1), (Ин20:11–17) «И первее убо Воскресение Божии Матери познаваемо бывает» (синаксарий в Неделю Пасхи), затем пришествие ко гробу жен мироносиц, землетрясение, явление Ангела, отвалившего камень, — они как бы дают нам понять, что тайна эта недоступна нашему пониманию и неполезна помраченному грехом уму человеческому. Однако Церковь, зная важность этого события для всего человечества и для каждого христианина в отдельности, свидетельствует о нем в символах, фресках, иконах. Нам известны древние символы Воскресения Христова — изображения пальмовой ветви, петуха, птицы Феникс; в Римских катакомбах найдены росписи II–III вв., на которых изображено Воскресение Христово через ветхозаветный прообраз: исхождение Ионы из чрева кита. «Как Иона был во чреве кита три дня и три ночи, так и Сын Человеческий будет в сердце земли три дня и три ночи» (Мф 12:39–42). Начиная с IV–V вв. Византийская иконография повествует о Воскресении Христа не как иначе, как композицией, называемой «Сошествие Иисуса Христа во ад»: «Быв умертвлен во плоти, но оживлен в духе. В нем Он находящимся в темнице душам, сошед, проповедал (1Пет.3:18–19)», «во аде же с душею яко Бог» (Тропарь Пасхальных часов). Причем на древнейших лицевых миниатюрах «Сошествие во ад» ад изображается в виде поверженного ниц, скованного, ужасного старика, на котором стоит Победитель ада. В более поздней Византийской иконографии на иконе «Сошествие во ад» изображается Иисус Христос, стоящий на низверженных вратах ада, вокруг которых разбросаны орудия пытки, за руку Христос выводит Адама, за которым следуют Ева и все ветхозаветные праведники, причем Адам облачен в зелено–голубые одежды — символ жизни, а Христос — в красные, знаменующие кровь Пасхального агнца, в руке у Иисуса Христа либо крест — орудие победы, либо свиток — символ Евангельского благовестия. Такой образ Воскресения Христова усвоился и Православной Церковью на Руси. «Егда снизшел еси к смерти, Животе Безсмертный, тогда ад умертвил еси блистанием Божества; егда же и умершия от преисподних воскресил еси, вся силы небесныя взываху: Жизнодавче Христе Боже наш, слава Тебе.» (воскресный тропарь 2 го гласа ). Почему же Евангелисты не говорят нам о моменте воскресения, а Церковь икону «Сошествие во ад» именует образом «Воскресение Христово»? Один из выдающихся богословов–иконописцев нашего времени Л.А.Успенский говорит так: «Духовное воздвижение Адама на иконе «Сошествие во ад» изображается как образ грядущего воскресения телесного, («: и многие тела усопших святых воскресли; и, выйдя из гробов по воскресении Его, вошли в святой град и явились многим» (Мф27:51–53), начатком которого явилось Воскресение Христово. Поэтому, хотя эта икона и передает сущность События Великой Субботы и выносится для поклонения в этот день, она и является, и именуется иконой Пасхальной, как образ и преддверие уже наступающего торжества Воскресения Христова, а следовательно и будущего воскресения мертвых.»
Из описанного выше мы видим, что икона не может быть просто иллюстрацией события, у которого не было свидетелей; икона — это образ, несущий в себе глубину богословия и раскрывающий всю антологическую глубину переживаемого события. В связи с этим своим свойством икона тесно связана с богослужением, мало того, она является органической частью церковного богослужения.
«Воскресение Христово видевше» Пасхальной ночью торжественно возглашает Церковь, заметьте не веруем в воскресение, не знаем о нем, а «видевше» его, т.е. будучи свидетелями Воскресения Христова, поклонимся Ему. Как же так: не было очевидцев, Евангелисты молчат и вообще как можно быть свидетелем события 2000–летней давности? Не абсурд ли это? Чтобы ответить на этот вопрос, всмотримся в изображение на иконе «Воскресение Христово — Сошествие во ад». Христос изображен не в темных (как привыкли его изображать на Западе), а в красных одеждах, и именно эти одежды позволяют рассматривать их как образы евхаристические, придающие теме иконы «Воскресение Христово» подчеркнуто литургический смысл: «живая Пасхальная жертва: Сама Себя приносящая в снедь верным» (3й припев 8й песни пасхального канона). «Пасха Крестная и Пасха Воскресная» соединяются в «Пасху Красную, Пасху Господню» (пасхальные стихиры, глас 5й). И именно через приобщение этой Пасхе, через причащение Тела и Крови Христа человек становится «сотелесным и единокровным Христу». Главное событие человеческой жизни — воскресение совершается.
«Кровь Агнца служит тебе во спасение, — говорит св.Иоанн Златоуст, — когда ты приступаешь к ней с верою, когда помыслы и чувства свои, через каковые вместе с грехом проникает смерть, ты окропляешь верою, как бы кровию, подобно тому, как Израиль окроплял кровию входы. Нося в теле мертвость Господа Иисуса, будешь иметь и открывающуюся в теле твоем жизнь, подобно тому, как гибель «первенцев не касалась домов еврейских» («Беседа на Пасху»). И именно в евхаристическом смысле кровавое одеяние Спасителя стало символом Воскресения и бессмертия. Разрушив врата ада, Он всех, приобщившихся Его Божественным Телу и Крови, одевает в одежду спасения, вводя в райские чертоги Собою и через Себя.
«Я есмь дверь: кто войдет Мною, тот спасется..»(Ин 10:9). Эта живая Дверь распахнулась как врата алтаря, ведущие к евхаристической жертве, которые раскрываются на Пасхальной Литургии в знак того, что небо открылось, и остаются затем открытые всю светлую седмицу.
«Воскресение Христово видевше» торжественно восклицает Церковь и от всего сердца вопиет каждый из нас, ибо Христос спустился в ад, в личный ад каждого из нас, ад, сотканный из наших грехов и пороков, и разрушил его. «где твое ад жало, где твоя аде победа». Воскрес Христос и мы совоскресаем с Ним. И именно в древней иконе «Воскресение Христово — Сошествие во ад» выражено то заветное чаяние каждой человеческой души; конечная цель жизни каждого человека — это воссоединение его падшего естества с Живым Богом. «Как в Адаме все умирают, так во Христе все оживут» (1 Кор 15:22).
Священник Игорь Старынин
Церковь Благовещения Пресвятой Богородицы, г. Кременчуг
В
НАЧАЛО СТРАНИЦЫ
Детская страничка
* * *
ПАМЯТНЫЙ
ВЕЧЕР
Ветер бил дождем в окна. На дворе было темно, сыро и холодно. Но в
большой городской чистой комнате - тепло и уютно. Светло горит лампа
на круглом столике перед мягким большим диваном. Тихо теплится
лампада перед распятием, что висит в углу над диваном. Распятие
старинной работы из слоновой, уже пожелтевшей кости. Ровный свет
лампадки пробегает легкими, нежными бликами по всей иконе и мягким
светом освещает голову Распятого. И все Его изображение резко
отделяется от креста из черного дерева.
- Мама! - обращается шестилетний ребенок к матери, которая
сидит на диване и быстро вяжет длинный теплый шарф.
- Мама! Ведь это Христос распят?
- Да, Христос, - и она мельком оглядывается на распятие и
снова погружается в свою работу. - Как же Он распят? Расскажи мне,
мама, что значит "распят"?
- Это значит, что Его прибили гвоздями к кресту.
- Как прибили гвоздями?
- Так... - Мать оставляет работу и берет за ручки ребенка. -
Приложили Его руки вот так к деревянному кресту, в каждую руку вбили
гвоздь молотком, гвозди прошли сквозь тело и вошли в дерево; потом в
каждую ногу тоже вбили по большому гвоздю. Потом крест врыли в землю,
и так висел Он на этом кресте целый день, пока не умер.
Ребенок побледнел. Его чуткое, восприимчивое воображение
живо нарисовало весь ужас страшной кровавой казни.
- Мама! Ведь Ему было очень больно, - сказал он, стараясь
не верить своему впечатлению. - Больно... до крови?
- Да, очень, очень больно.
- Зачем же это с Ним сделали. Разве Он был злой?
- Нет, Он был добрый, очень добрый. Он был добрее всех
людей, которые были и будут когда-либо на земле, потому что Он был не
только человек - Он был Бог.
- Зачем же Его так убили?
- Затем, что Он всем желал добра. Он говорил, что Бог, Его
Отец, добр и для того послал Его на землю, чтобы все узнали, как Он
добр. И Он делал много добрых дел, и много народа ходило постоянно за
Ним. А злые люди завидовали Ему. Он уличал их во лжи, зависти, злых
делах. И вот за это Его схватили и казнили. Впрочем, Он Сам, желая
спасти людей от грехов, желая пострадать за них, добровольно
согласился отдаться своим врагам, принять муки, и притом самые
ужасные, за всех людей.
- И за это Его убийцам ничего не сделали?.. - И на лицо
мальчика набежала краска, и слезы засверкали в его глазах. - Я бы их
всех прибил гвоздями к деревьям, - и он сжал маленькие кулаки.
- Зачем же? - говорит мама. Ты сделал бы очень дурно.
Никогда не должно платить злом за зло. Это говорил Он, Христос, и
когда Его распяли, как ни больно было Ему, Он, умирая, молился за
тех, которые Его распяли, молился, потому что Он любил всех людей - и
добрых, и злых...
Мальчик долго смотрел на распятие, на полуоткрытые уста
Господа, которые, казалось, шептали молитву и повторяли то же великое
слово любви к человечеству.
- Мама! - говорит мальчик, - и я буду любить всех: и
добрых, и злых.
В
НАЧАЛО СТРАНИЦЫ
РЕЦЕПТЫ ИЗ
БАБУШКИНОЙ КНИГИ
Вот и пришел Великий пост - время молитвы, воздержания, покаяния.
Причем, воздержания не только в пище, но и в том, чтобы не огорчать
папу с мамой, не ссориться с друзьями, слушаться бабушку, отложить на
время все свои шалости и помнить о том, что Господь в эти дни за нас
страдал.
Давайте-ка заглянем с вами в один старый дом на краю
города, где живут Миша и Аленка. Сейчас они сидят в детской комнате
вместе со своими друзьями - Сашей и Наташей , и доедают шоколад в
глубоком раздумье: приближается Великий пост.
- Скоро совсем не поешь ни мороженого, ни пирожных, ни
конфет, - печально вздыхает Наташа.
- Да, - вторит ей Саша, - целых семь недель поста! Опять
каша будет без масла и суп без сметаны. Забудешь даже, как сыр
пахнет. А я так люблю яичницу - глазунью. Неужели ты, Миша, будешь
поститься?
- Да, я люблю время Великого поста. Когда заходишь в
церковь и видишь Распятого Господа на кресте, просто невозможно в это
время думать о чем-то другом, кроме как разделить с Ним Его
страдания. Даже любимые мультики смотреть не хочется.
- И я, как Миша, буду поститься, - поддержала брата Аленка.
- Вот пойдите в первые дни Великого поста в наш храм и посмотрите на
Распятие, на скорбное лицо Иисуса Христа. Разве сможете вы после
этого, вернувшись домой, проглотить хоть кусочек торта?
- Наташа, а помнишь, как ты на школьном дворе упала во
время перемены и ударила коленку? - напоминает Миша. - Помнишь, как
тебе было больно? Представь, на сколько же тяжелее были муки Господа
на кресте. Тем более, что Он был безгрешен и страдал за наши, а не за
Свои, грехи.
- Но я не понимаю, для чего нужно поститься. Разве не
достаточно просто прийти в храм и помолиться?
Вот ты, Саша. Ты же ходишь на исповедь и причащаешься. Ты
же знаешь, что это такое - бороться со своими плохими привычками? -
обращается Миша к другу.
- Конечно... Я прошу прощения у Господа за свои плохие
поступки и стараюсь исправиться, но это так тяжело...
- И я тоже. И мне тоже тяжело избавиться от своих привычек,
- тихо соглашается с ним Наташа.
- Вот потому Господь и показал нам, - развивает свою мысль
Миша, - что для этого нужно поститься и молиться. Потому и повелел
делать это апостолам. Да и не так уж тяжел этот пост, особенно, если
будешь молиться, Нам батюшка на уроке Закона Божьего рассказывал, что
все святые отцы (старцы, пустынники) постились почти всю свою жизнь,
чтобы не просто бороться со страстями, но чтобы и победить их...
Тут в комнату заглянула бабушка:
- Что-то тихо у вас совсем. Наверное, о чем-то серьезном
разговариваете?
- Угадала, бабушка! Вот Наташа и Саша говорят, что они не
смогут выдержать пост. Может быть, ты им что-то подскажешь?
- Если вы так уж переживаете, что потеряете силы, - сказала
бабушка, - то вот вам пример из жизни одного замечательного старца. В
детстве батюшка Гавриил был физически очень хилым. Родственники
объясняли это тем, что он, как и вся его семья, не ел мяса. Но
Гавриил был убежден, что Господь и без нарушения поста сможет сделать
его сильным. И он стал усиленно молиться своему Ангелу - Архангелу
Гавриилу и всем небесным силам об укреплении физических сил. И что
же? Господь за его веру даровал ему просимое... А вот у меня и рецепт
для вас, ребятки, есть, добавила бабушка. - Он хоть и постный, а по
вкусу не хуже пирожных.
Хворост
Нужно взять 1 стакан минеральной газированной воды, 1
чайную ложку сахара, 500г муки, замесить крутое тесто, раскатать
тонко, порезать полосками, сделать разрез посередине каждой полоски и
вывернуть один конец через это отверстие, жарить в стакане
раскаленного постного масла до золотистого цвета, готовый хворост
посыпать сахарной пудрой.
В
НАЧАЛО СТРАНИЦЫ
ИЗ ДЕТСКИХ ВОСПОМИНАНИЙ
Вербное воскресение
Вот и пролетело шесть недель поста! Вчера нашу школу распустили. Когда я пришсл домой, отец спросил меня: «Когда воскресенье бывает в субботу?» Я не знал; а выходит, что на вербной неделе в субботу празднуется воскресение Лазаря.
Сегодня все наши, кроме детей, ходили очень рано к заутрене. Когда мамаша и бабушка воротились домой с вербами, то нашли нас ещс в постелях; стали нас, шутя, вербами бить и приговаривать: «Не я бью, верба бьет — вставайте, дети, и будьте здоровы!»
Вскочили мы, а у нас, у каждого, за кроваткой заткнуто по вербочке с румяным восковым херувимчиком! Херувимчики были похожи на Надю — такие же толстушки!
Но вот что хорошо! На вербочках уж есть пушистые барашки, а сегодня у нас выставили первую раму!
Страстной четверг
Вчера я исповедовался во второй раз в моей жизни. Со страхом пошсл я за ширмочки, где сидел священник в чсрной эпитрахили. Перед ним, на аналое, лежали Крест и Евангелие.
Сегодня я приобщался и целый день не бегал, а все сидел возле бабушки и читал ей Евангелие.
Вечером мы ходили на Страсти. Священник посреди церкви читал, как страшно мучили Спасителя. Недаром после каждого Евангелия на клиросе славили долготерпение Твое, Господи! Все мы стояли с зажженными свечами. Кончил священник тем, что похоронили Спасителя и приставили стражу к Его гробу.
Страстная пятница
Сегодня я был на выносе плащаницы и ходил со свечою вокруг церкви. День был ясный: солнышко сильно грело; птички носились у церковной крыши и весело щебетали.
Свечи наши тихо теплились, и мне было как–то грустно, но приятно слушать, как прекрасный Иосиф обвил чистою плащаницею тело Спасителя.
Мы не прикладывались сегодня к плащанице, потому что не вытерпели — и утром напились чаю.
Снег ещс белеет кое–где в тени, но на дворе у нас совсем сухо; и весело идти по сухой земле. На реке только чернеет бывшая дорога. Вот бы теперь по ней проехаться! Переправы уже два дня нет. Милое солнышко! Работай прилежнее: помни, что послезавтра праздник.
Страстная суббота
Рано утром, до чаю, ходили мы приложиться к плащанице. Утро было ясное, но маленький мороз затянул лужицы льдом. Я всякий раз пробью ледок ногою: хочу помочь солнышку.
Плащаница лежит посреди церкви; кругом горят большие свечи. Кто это положил на плащаницу душистый венок? По углам плащаницы вышиты золотом терновый венок, трость и копьс. Я знаю, зачем они здесь.
Я видел уже сегодня кулич и пасху. Бабушка приготовила по пасочке каждому из нас, и все под рост: моя, конечно, больше всех.
Светлое Воскресение
Я решился не спать эту ночь; но когда стемнело, братья и сестры заснули, то и я, сидя в креслах, задремал, хоть и знал, что в зале накрывали большой стол чистою скатертью и расставляли пасхи, куличи, крашенки и много–много хороших вещей.
Ровно в полночь ударили в соборе в большой колокол; в других церквах ответили, и звон разлился по всему городу. На улицах послышалась езда экипажей и людской говор. Сон мигом соскочил с меня, и мы все отправились в церковь.
На улицах темно, но церковь наша горит тысячами огней и внутри, и снаружи. Народу валит столько, что мы едва протиснулись. Мамаша не пустила меня с крестным ходом вокруг церкви. Но как обрадовался я, когда, наконец, за стеклянными дверьми священники появились в блестящих ризах и запели: Христос воскресе из мертвых!» Вот уж именно из праздников праздник!
После ранней обедни пошли святить пасхи, и чего только ни было наставлено вокруг церкви!
Мы воротились домой, когда уже рассветало. Я похристосовался с нашею нянею: она, бедняжка, больна и в церковь не ходила. Потом все стали разговляться, но меня одолел сон.
Когда я проснулся, яркое солнышко светило с неба и по всему городу гудели колокола.
К. Д. Ушинский
ВВЕРХ
Конец и Богу слава
|