ЕПИСКОП ИЛАРИОН (АЛФЕЕВ)

Преподобный ИСААК СИРИН

О СОВЕРШЕНСТВЕ ДУХОВНОМ

Слово 19[1]

О различных откровениях и действиях[2], бывающих святым в образах

Чин откровения[3] отличен от того, чтобы человек через изучение мудрости и труд разума направлял мысли свои к постижению некоего смысла[4] и созерцанию чего-либо через мыслительный процесс[5]. Ибо сказано: «Откровение есть молчание разума»[6]. И никто пусть не воображает, что посредством ревности и помышления человеческого он обрел знание: это случается по действию духовному, когда тот, кому дается откровение, в это время не ощущает ни какого-либо помысла в душе своей, ни чего-либо подлежащего чувствам: он просто не пользуется ими[7] и не сознает их. И это мы не от своего разумения говорим, но доказывается это особенно из писаний пророков, которые, когда бывали им откровения, поскольку находились в изумлении[8], не ощущали ничего из обычных предметов и не пользовались помыслами по воле своей. Не было у них и чувственного восприятия, но ум их был всецело сосредоточен только на смысле того, что <открывалось им в> откровении. Именно так случилось с блаженным Петром, когда он проголодался и поднялся на крышу:[9] как только началось откровение, он уже не ощущал никакого голода, но воспоминание о пище исчезло из его мысли, потому что он был в изумлении, как говорит Писание.

Обо всем этом каждый может[10] в подробностях точно узнать из писаний блаженного Феодора, света всего мира[11]. Говорит же он о виде и чине откровений особенно в следующих писаниях: в трех томах <толкований> на Бытие, в двух — на Иова, в последнем <томе толкований> на двенадцать <пророков> и в толкованиях на Деяния и на Матфея[12].

Ибо шесть видов откровений упоминает Писание: первый — посредством чувств, второй — посредством душевного зрения, третий — через восхищение мысленное, четвертый — в чине пророчества, пятый — в некоем умственном виде, шестой — словно во сне.

Те <откровения>, которые <происходят> посредством чувств, подразделяются на два различных <вида>: откровения посредством стихий[13] и те, что происходят без <участия чего-либо> материального. К <откровениям> посредством стихий <относятся те, что имели место> в купине[14], в облаке[15], в скрижалях[16], и другие, которые видимы для толпы, и те чудеса, которые ежедневно происходят во всем мире, — причины и свойства их через откровения познают святые, — а также дела и деяния и вещи сокровенные или далекие, которые некоторым открываются, когда случаются и происходят.

<К откровениям, происходящим> без <участия> материи, относятся явление мужей Аврааму[17], лествица Иакова[18] и откровение о скинии[19], — «старайся смотреть и действовать по подобию Явившегося тебе на горе»[20], и так далее, — и тот божественный свет и яркость лучей, что осияла Павла на пути и ослепила очи его[21]. Ибо известно, что, хотя откровение было видимо и чувствами ощутимо, так что даже бывшие с ним видели и слышали его, но это не было материальное откровение, и свет тот не был естественным и состоящим из стихий, как блаженный Толкователь показывает, когда толкует Деяния, говоря в разъяснение слов: И те, кто шли с Павлом по пути, стояли в оцепенении, слыша голос, а никого не видя[22]. Изъясняя «в оцепенении», он говорит следующее: «в молчании и без слов, охваченные сомнением, поскольку ощутили голос, который говорил с ним, и свет, который явился ему, насколько возможно им было видеть, они видели, чтобы <никто> потом не заподозрил, что Савл выдумал то, что произошло и <так> на него подействовало, тогда как никто из бывших с ним не слышал этого и не видел, поскольку они никого не видели»[23]. Ибо они не видели Иисуса, поскольку, как я сказал, даже не светом чувственным было то, что явилось, но непостижимым чувством, которое нематериальным образом было дано ему по действию божественному наподобие видения света, так что он думал, что небеса отверзлись, и тому подобное. Таковы откровения, которые совершались через посредство телесных чувств, будучи превыше смешения со стихиями и каких-либо чувственных или человеческих событий.

Впрочем, получающие их не охвачены изумлением ума, как <в том случае, когда> откровение происходит посредством душевных очей и узревается душой[24], например: Видел я Господа, сидящего на престоле высоком, и серафимов, у каждого по шести крыл, вокруг него[25]; или в откровении Иезекиилю[26] с колесами и изумительными подобиями и звуком от колес, подобным звуку морского прибоя[27], и славословиями, которые слышались от херувимов со многими очами, говоривших: Благословенно величие Господа от места Его[28]. Насколько же эти откровения значительнее[29] чина тех, упомянутых прежде, известно просвещенным. <Сюда же относится> и ковер, что явился Петру, и животные на нем, вместе с прочими описанными вещами[30]. И кто хочет, может узнать это из Писаний.

<К откровениям> же в мысленном виде <относится>, например: он был восхищен на третье небо и — в теле, или вне тела, не знаю, — но он был восхищен в рай и слышал неизреченные слова, которых человеку нельзя пересказать[31].

А <откровения> пророчества — это те, что бывали пророкам, которые за много веков предсказывали будущие <события>, как и Валааму-прорицателю случилось предсказать многие <вещи> в духе пророчества — даже еще более многочисленные, чем те, о которых предсказывали пророки.

<Откровения> в мысленном виде — это, например, то, о чем блаженный Павел говорит: Молюсь я, чтобы вы исполнялись познания Бога во всякой мудрости и разумении[32] духовном[33]; и: Бог Господа Иисуса Христа, Отец славы, да даст вам духа премудрости и откровения к познанию Его и просветит очи сердца вашего, дабы вы познали, в чем состоит надежда призвания его, и какое богатство славы Его во святых, и как безмерно величие могущества его в нас, верующих[34]; и прочие <вещи>, которые были даны апостолу в откровении знания о реальностях мира грядущего и о чине воскресения и изменения тел человеческих[35], и так далее. Что же до чина высоких прозрений, а также и знания о естестве Божием, как например, о Том, Который есть образ Бога невидимого[36], через Которого <Бог> и веки сотворил[37], то это открыл нам Бог Духом Своим[38]. И еще: мы отчасти знаем и отчасти уразумеваем[39]; и: В начале было Слово[40]; и: Ты — Христос, Сын Бога Живого[41]; и так далее. И: Как непостижимы судьбы Его и неисследимы пути Его[42]; и: Тот, Кто все совершает по изволению воли Своей[43]; и: Всех заключил Бог в непослушание, чтобы всех помиловать[44]; и так далее. Таковы <исполненные> смысла знания[45] о естестве Божием, которые через Духа даны были им, чтобы они <стремились> осмыслить это и уразуметь.

А <откровения> в снах — это, например, те, что <даны были> Авимелеху[46], Иосифу[47], фараону[48] и Навуходоносору[49]; и когда явился ангел Господень во сне Иосифу, мужу Марии[50]; и так далее.

Необходимо сознавать также и то, что все откровения, которые для научения людей и наставления их о вещах дает Бог, происходят через посредство образов, особенно <если они даны> тем, кто просты в знании и скудны пониманием истины[51]. Те же <откровения>, которые <даются> для успокоения и вразумления какого-либо человека и для некоего утешения и вразумления отшельника[52], происходят вне образов и сознательного восприятия. И это ясно доказано блаженным Толкователем в томе втором <Толкований> на Иова. Насколько более велики те вещи, которые бывают в откровении знания и прозрений посредством разумного постижения, и насколько возвышеннее тайны, которые <дают нам> познание всего, что относится к Богу, чем прочие откровения. Это — совершенство знания.

Нужно сознавать также и то, что иное есть откровение и действие <Божие>, а иное — истина и знание, поскольку откровение не является точным <знанием> об истине, но <лишь> показывает некие соответствующие силе человека знаки и символы. Также и действие <Божие> и чудеса в тех откровениях не должно называть знанием и истиной: они именуются осенением по действию <Божию>[53]. От них ведь невозможно получить <познание> о предведении[54] Божием, или о непостижимости естества Его, или о различных свойствах Его[55], или понимание[56] тайн воли Его о людях, и прочее, что достигается здравым знанием о Нем. Итак, иное суть тайны, которые в прозрении[57] о естестве Божием достигает разум, и иное — некое действие, которым ум осенен какое-то время. Так что не всякий, кому бывает откровение или кого движет некое утешительное действие, непременно также знает истину и <имеет> точное знание[58] о Боге. Ибо много тех, кому были даны эти <состояния>, но которые <весьма> по-детски воспринимали Бога[59].

Слово 20[60]

О различии мыслительных сил ума в действии откровений и видений духовных

Божественное видение есть сверхчувственное[61] откровение ума. Божественное откровение есть возбуждение ума духовными прозрениями о Божестве. Даже естество ангельское не приводится в возбуждение само по себе, без откровения, которое от благодати. Иное есть возбуждение откровениями о делах Божиих, и иное — возбуждение откровениями о естестве бытия Его. Первое по естеству подобно[62] чувственным <предметам>, последнее же не имеет никакого подобия разуму или чему-либо <из чувственного>. Это чистота, тройственная по своим частям и своей основе[63], как говорится[64]. И даже один из тысячи праведников не может удостоиться этого возвышенного ощущения. Ибо даже и созерцание, касающееся вочеловечения Господа нашего и Его откровения во плоти <происходит>, говорят, от божественного созерцания.

Подлинное видение ангелов есть возбуждение духовными прозрениями о том, что относится к ним. Естество же сил духовных без <помощи> ума нам видеть невозможно. Когда человек удостаивается видеть их в их собственном естестве и их месте, такими, как они есть в своей духовной тварности, ум его благодатью возбуждается к откровению духовных прозрений о них. Когда же душа очищена и удостаивается видеть себе подобных, видение их происходит посредством очей сих[65]. Они не суть объекты <для зрения телесного>, но зрением душевным, которое есть истинное созерцание, <узреваются они>. Ибо иным образом невозможно видеть их такими, как они есть, без изменения, то есть, без повреждения естества их зрением[66]. Зрение же это невозможно стяжать без второго очищения, <то есть очищения> ума[67].

А что в образах видятся <ангелы> некоторым людям, то не благодаря истинному зрению, но благодаря снисхождению[68] в служении своем передают они <людям> эти <откровения>[69], или они являют себя <доступными> чувственному зрению для утешения и подкрепления простецов. Даже тем, кто не чисты, бывают такие видения. Первый же чин <видений доступен> людям просветленным и стяжавшим знание[70] — тем, кто благодаря достославному подвижничеству в безмолвии возведены в чин чистоты.

Слово 21[71]

О том, что случается в молитве с живущими в безмолвии

Кто <тот человек>, который знает эти усладительные коленопреклонения, когда при безмолвии языка сердце безмолвно произносит некое славословие, когда не утихают усладительные переживания[72], когда тело покоится на коленях и безмолвствует? Блажен, кто постоянно вкушает от этих <переживаний>. Но не происходят они по воле <человека> или когда их ищут. Это частичное наслаждение, которое дается тому, кто непорочно ходит перед Богом в образе жизни[73] безмолвия. Если же во всякой простоте движется он по нему и взыскует чистоты в служении своем, и если <ведет он> достойный образ жизни, то через некоторое время удостоится он также и тех <состояний>, о которых говорилось выше. А новоначальных в подвижничестве сем, но имеющих твердую цель благодать сначала через чтение приучает к этим и подобным <состояниям>, уводя помысел их от земных мыслей <и приводя> к себе. Трудятся они, бодрствуют, молятся — и не утомляются. Тем же, кто в какой-то степени уже обучен тайнам безмолвия, даруется <духовное> восприятие в молитве и службе.

Слово 55[74]

Того же мар Исаака. О том, чем сохраняется сокровенное трезвение в душе. И откуда сонливость и холодность входят в разум, и угашают в душе святую горячность, и умерщвляют стремление к Богу ради духовных и небесных наслаждений[75].

Нет возможности у сопротивника[76] воспрепятствовать желающим благого, если только для хитрого лукавства его не найдется места[77] в самих любящих благое. Дело вот в чем: ко всякому побуждению к желанию благого в самом начале возникновения его присоединяется некая ревность, напоминающая по теп­лоте своей раскаленные угли[78]. Она обычно, словно стена, окружает это побуждение желания и отгоняет от него всякое возможное препятствие или помеху; ибо обладает она великой мощью и невыразимой силой для всецелого укрепления души[79], дабы не ослабевала <душа> и не колебалась под воздействием всевозможных неприятностей. И это первое <побужде­ние> есть сила святого желания, насажденная в естестве души[80], то есть побуждение, возбуждаемое силой «раздражительной» <способности>[81], которая естественна для души,[82] которую Бог естественным образом поместил в нас, дабы охраняла она пределы естества, посылая мощь стремительности своей[83] для исполнения естественного желания души, то есть добродетели: без этой <мощи> добродетель не взращивается[84]. Она и называется «ревностью».

Вот что дает <ревность> душе, возбуждая, воспламеняя и укрепляя ее время от времени[85], дабы <человек> презирал тело в скорбях и страшных искушениях, встречающих его, дабы с уверенностью предавал он себя на смерть[86] и противостоял силам мятежника[87] ради исполнения того, что особенно любит душа[88].

Ибо человек <некий>, облеченный во Христа, где-то в книге своей назвал эту ревность «псом» и «стражем закона Божия», который есть добродетель[89]. Добродетель же есть исполнение законов Божиих[90].

Укрепляется же эта сила ревности, пробуждается и воспламеняется, дабы охранять дом, по двум причинам;[91] также и ослабляется, впадает в дремоту и небрежение по двум другим причинам[92]. Первая причина воспламенения ее и возбуждения[93] — возникновение некоего страха в человеке[94], ибо он опасается за добродетель, которую или <уже> приобрел, или должен приобрести, как бы не была она похищена <у него> или погублена по какой-либо случайности, происшедшей с ней. И этот <страх> божественным Промыслом возбуждается во всех подлинных делателях добродетели для трезвения и постоянной ревности души, дабы она не дремала.

Когда же страх этот возникнет в естестве — тот «пес», о котором мы говорили[95] — ночью и днем, подобно раскаленной печи, разгорается он и пробуждает естество. Как херувим[96], бодрствует он и обозревает окрестности на всякий миг. И, как говорит человек, если птица пролетит поблизости, вскакивает он и лает с неописуемо пронзительной силой.

Когда страх бывает из-за тела, он — от сатаны; ибо <такой человек> усомнился в вере своей в Промысл Божий:[97] забыл он о том, как Бог помнит о тех, кто заботится о добродетели[98], и <Сам> заботится о <де­лах> их[99] на всякий миг.

Как сказал Дух Святой устами пророка: Очи Господни — на праведников, и уши Его — к воплю их;[100] а помышление Господне[101] — на боящихся Его[102]. И как бы от лица Его говорит он делателям добродетели в другом месте: Не приключится тебе зло, и язва не приблизится к жилищу твоему[103]. Ибо ангелам Своим заповедает о тебе, и на руках понесут тебя[104], а также и прочее, написанное в стихах <этого псалма>.

Итак, когда страх этот из-за души, — из-за событий, которые могут случиться с добродетелью, — если только не похищен он и не поврежден той или иной причиной, тогда это помысел от Бога и прекрасное помышление; и от Промысла Божия — эта печаль и страх в душе[105], и трепет, мучающий разум своей заботой.

Вторая причина[106] усиления и воспламенения «пса» — когда особенно возрастает вожделение добродетели в душе. Ибо чем больше вожделение души к тому, что любит она, то есть к божественному помыслу, тем больше воспламеняется естественная ревность по отношению <к добродетели>[107].

А из причин ослабления и дремоты ее первая[108] — когда вожделение <добродетели> притупляется и уменьшается в душе; вторая же — когда некий самоуверенный помысел[109] входит в душу и поселяется <в ней>, так что человек уверен <в себе> и весьма часто думает[110], что ему не нужно бояться ничего, что может повредить ему. И тогда[111] отбрасывает он от себя оружие ревности и становится словно неохраняемый дом, <возле которого> спит «пес», оставив стражу свою.

Ибо из-за такого помысла большинство этих мысленных домов бывает ограблено: это случается, когда помрачается сияние[112] пламени святого знания, которое в душе[113]. Из-за чего это, если не <из-за того, что> или некий тонкий помысел воображения закрадывается в душу, или человек склонен слишком предаваться заботе о телесном, или у него слишком частые встречи с миром[114].

Когда бы ни согласился подвижник на встречу с миром, тотчас ослабевает душа его. Особенно же — <при встрече> с женщиной, а также если посещают его многие: при лицезрении их душа по необходимости обуревается тщеславием. Короче, когда бы ум-кормчий[115] ни встретился с миром, уподобляется он капитану[116], который при мягком попутном ветре[117] спокойно вел <корабль> по морю в сторону гавани — и вдруг оказался выброшенным на рифы[118].

Перевод с сирийского

иеромонаха Илариона (Алфеева)